Украденный воздух

Рисунок всё не выходил таким, каким ей его хотелось видеть. В большой комнате она сидела одна, упорно выводя линии. Старый магнитофон, настроенный на какую-то радиоволну, тихо напевал грустные мелодии. Вдруг она отложила карандаш. Ей захотелось об этом сказать, пусть в пустоту, но сказать. Она взяла старый лист бумаги, на котором когда-то она также пыталась изобразить что-то, что ей было не под силу. Думала, как-нибудь дорисует. Теперь уже нет. Слегка неровные строчки и необычный наклон букв стал заполнять белое пространство:

Я помню всё чётко, хорошо, но в дымке, в серой пустоте. Я помню, как задерживала дыхание и спешила повернуться к тебе спиной, чтобы ты не видел моего лица. Руки не дрожали, я спокойно повторяла привычные действия. Ночной сон был слишком сильным и сложным, чтобы я так быстро смогла прийти в себя и поверить в реальность. И вот дверь квартиры была закрыта. Уже некоторое время я не спускалась на лифте, я попросила идти пешком. Я спешила, я не хотела показывать тебе своё лицо. Но ты всё же заглянул мне в глаза…

Мы разошлись просто. В трамвае я сжимала в руке твой подарок. Тогда, как и много раз после, у меня хватило сил, чтобы не сползти на пол по дрожащей стенке. Но эти предательницы текли по щекам. Это был тот редкий момент, когда я не могла их сдержать, никак, ничем… совсем.

О чём я думала тогда? О чём вы думаете, когда не видите пути, когда окутаны серой дымкой? О чём вы думаете, когда задыхаетесь? О чём вы думаете, когда просыпаетесь бессильными и охрипшими… Всё было в тумане, но я помню каждый шаг. Я зашла в здание университета, мне нельзя было опаздывать. «Мне нельзя опаздывать» - единственное, что вело меня и придавало смысл. Я прошла турникет, а затем, сняв бессмысленное, надела твой подарок. Я поднималась по лестнице, слабо понимая, что я делаю. Соль засохла на лице, я выгляжу плохо. Будут спрашивать. Ну и пусть, я не стану ничего говорить и объяснять, просто не стану.

Возле кабинета одногруппница что-то спрашивала. Так настойчиво, так резко. Кажется, ей нужен был только мой ответ, больше она ничего не видела. Она требовала, требовала ответа. Я безразлично и тихо что-то ей отвечала. А в мыслях глухо спрашивала «неужели она не видит…я уничтожена». Нет, никто не видел. Или всем было безразлично. Мне тоже. Всё было так, как было вчера, позавчера…

Ни в тот день, ни после никто ничего не спросил. И это было хорошо. Я не собиралась ничего говорить, мне все были безразличны.

Я не помню, как добиралась домой и что было после. Эту неделю у меня забрала бездна. Я помню, как держалась, как ничего не ела, а брат изумлённо спрашивал, почему я больше не готовлю.

Я задыхалась – еда была мне не нужна. Ещё я помню, как приходила домой, делала несколько шагов до стены и падала…

Во всём этом была лишь моя вина. Я дышала воздухом, который мне не принадлежал. Я должна была уметь искать силы в себе. Я должна была. Не понимала? Не могла? Это не важно. А на память мне останется бездна.

Она отложила лист бумаги и снова начала сражаться с неправильными линиями рисунка, который она видела совсем иначе, чем отображали руки.